ЛУННАЯ МИСТЕРИЯ ГАРСИЯ ЛОРКИ
«Marinero soy de Amor
Y en su pielago profundo
Navego sin esperanza
De llegar a puerto alguno.
Miguel de Cervanres
«Я – капитан Любви.
Бескрайни её океаны.
Тщетны усилья мои
Достичь, наконец, причала».
Мигель де Сервантес
Когда мы размышляем о поэтах, часто возникает образ Солнца, озаряющего мир своими лучами. Пушкина – мы называем «солнцем русской поэзии». «Будем, как Солнце всегда молодое/ Нежно ласкать огневые цветы», – призывал Бальмонт. Маяковский в одном из своих стихотворений торжественно обещал:
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!»
Поэзия Лорки – это Лунная мистерия. Отражение глубинных загадок бытия, ночных тайн, тёмной стороны Луны. Эстетика Любви и Смерти. «Solo el misterio nos hace vivir…». «Только тайна движет нами…», – называется одно из его произведений. И сам автор – художник тайны, поэт-загадка, символ национальной трагедии.
Федерико Гарсия Лорка (1898-1936) – признан самым знаменитым испанским лириком. Его читают, переводят и изучают миллионы любителей литературы во всём мире. Но каждый понимает поэта в меру своих знаний и представлений. Специалисты называют его примером подлинно свободного, самобытного, глубоко национального и прогрессивного искусства эпохи модерна.
Сегодня я поделюсь своим опытом проникновения в бездны Лунного океана Лорки. Чтобы избежать трафаретности образа, я дополню общеизвестные и общедоступные факты, необходимые для навигации, литературными примерами. Среди них будут переводы, публично прочитанные впервые.
***
Из «Автобиографической заметки» Федерико Гарсия Лорки мы узнаём, что отца поэта, зажиточного помещика, звали Федерико Гарсиа Родригес, мать, учительницу по профессии – Винсента Лорка Ромеро. Это важно знать, потому что иногда для краткости мы называем поэта только фамилией матери – Лорка.
Федерико младший родился в небольшом селе Fuente Vaqueros (Пастуший Ключ), в старинной провинции Гранада. Природа южной Испании и её патриархальный быт наложили огромный отпечаток на всё творчество поэта, что видно уже в ранних, импрессионистических зарисовках литератора, собранных в книге «Впечатления и пейзажи».
С семи лет мальчик учился в монастырской школе в Альмерии и одновременно занимался музыкой. Его наставником был старый композитор дон Антонио Сегура, в своё время бравший уроки у самого Верди. Так в юной душе пробудился интерес к музыкальной классике и фольклористике. Позже он вдохновил его на поэтические циклы «Песни», «Канте хондо» и «Цыганский романсеро».
Когда семья переехала в Гранаду, Федерико поступил в местный университет, чтобы постичь мудрости права, философии и литературы. Однако художественные впечатления, записанные в форме стихов и очерков, он получает не только от чтения книг, но также от путешествий по стране.
В Мадриде, куда Гарсия Лорка перебрался в 1919 году, поэт знакомится с молодыми талантами, будущими знаменитостями: художником Сальвадором Дали, кинорежиссером Луисом Бунюэлем, театральным директором Грегорио Мартинесом Сьерра и многими другими. С одними приятелями у него – просто дружеские отношения, с другими – романтические, а с некоторыми – любовные, что подтверждает сравнительно недавно опубликованная личная переписка того времени.
Наиболее одарённому другу Федерико посвящает поэтический цикл под общим названием «Ода Сальвадору Дали». Стоит процитировать одно из программных стихотворений того периода в переводе А. Гелескула, чтобы понять высокий художественный уровень творческого диалога двух гениев.
О Дали, да звучит твой оливковый голос!
Назову ли искусство твоё безупречным?
Но сквозь пальцы смотрю на его недочеты,
потому что тоскуешь о точном и вечном.
Ты не жалуешь темные дебри фантазий,
веришь в то, до чего дотянулся рукою.
И стерильное сердце слагая на мрамор,
наизусть повторяешь сонеты прибоя.
На поверхности мира потёмки и вихри
нам глаза застилают, а сущности – скрыты.
На далекой планете не видно пейзажей,
но зато безупречен рисунок орбиты.
Усмирённое время разбито на числа,
век за веком смыкает надежные звенья.
Побеждённая Смерть, отступая, трепещет
и хоронится в узкой лазейке мгновенья.
И палитре, крылу, просверленному пулей,
нужен свет, только свет. Не для снов, а для бдений.
Свет Минервы, строительницы с нивелиром,
отряхнувшей с развалин вьюнки сновидений.
Ты художник, и прав, отмечая флажками
очертанья границы, размытые ночью.
Да, ты прав и не хочешь, чтоб форма размякла,
как нежданного облака ватные клочья.
Нет, ты смотришь в упор, ты вперяешься взглядом
и копируешь честно, без фантасмагорий.
Эту рыбу в садке, эту птицу в вольере,
ты не станешь выдумывать в небе и в море.
Осязаемость, точность, задача и мера.
Это взгляд архитектора на обветшалость.
Ты не любишь земли, где растут мухоморы,
и на знамя глядишь, как на детскую шалость.
Гнутся рельсы, чеканя стальные двустишья.
Неоткрытых земель на планете не стало.
Торжествует прямая, чертя вертикали,
и вовсю прославляют Евклида кристаллы».
В салонах столичной богемы тогда горячо обсуждали пути развития искусств: от эстетики импрессионистов и постимпрессионистов – к модерну и авангарду. Речь шла о поэзии, музыке, живописи, архитектуре. У каждого из художников была своя творческая судьба, а вместе с другими современниками они составляли так называемое «Поколение 27 года», стремившего уловить новейшие веяния европейской моды в искусстве.
Символизм, кубизм, сюрреализм, футуризм, абстракционизм и другие художественные течения начала XX века, известные под общим термином «модернизм», вспыхивали в восприимчивых душах как вызов времени, как личная альтернатива уже устоявшимся традициям.
Модернизм был сложным, многомерным и противоречивым явлением с различными школами и стилями. Его основателями в литературе считают кубинского публициста-революционера Хосе Марти и никарагуанского поэта Рубена Дарио. У нас, в России, начало модерна отсчитывают от «Серебряного века» русской культуры, в частности находят его ростки в пёстрой группе «Мира искусств».
Иногда слово модернизм используют с отрицательным акцентом в широком смысле, имея в виду декадентское искусство, то есть культуру буржуазии эпохи упадка и «Заката Европы». Действительно, в 1910-1920-х годах молодые художники в поисках выхода из кризиса и новых форм доходили до воинствующего нигилизма, иррационализма и ультра-ячества, то что философ Лосев назвал «комплексом Хлестакова», а священник Булгаков «разложением красоты».
Весьма точное определение даёт испанский мыслитель Ортеги-и-Гассет. В своей знаменитой книге «Дегуманизация искусства» он пишет, что модернистское искусство, по своей сущности, является созданием новой предметности, отличной от реального, физического мира. Эта предметность развивается по иным, нежели наша жизнь, законам.
В мире эстетики всё имеет свою самостоятельную ценность. Причём новые ценности рождаются с появлением каждого поэтического «Я». Каждое художественное «Я», согласно Ортеге-и-Гассету, сотворяет новые предметы, создаёт новый мир, новый язык. Если поэт, например, впервые говорит о «кипарисе пламени», то возникает новая реальность: это уже и не само дерево кипарис, и не пламя огня, с которым художник его сравнивает, а новорожденное в душе поэта детище.
Такими вымышленными образами, символическими метафорами, полно художественное творчество Лорки. Оно составляет основу его литературной ткани. Возьмём для иллюстрации ключевой образ Луны, которая в известном романсе олицетворяет смерть ребёнка:
«Луна в жасминовой шали
явилась в кузню к цыганам.
И сморит, смотрит ребенок,
и смутен взгляд мальчугана.
Луна закинула руки
и дразнит ветер полночный
своей оловянной грудью,
бесстыдной и непорочной.
— Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
возьмут они твоё сердце
и серебра начеканят. —
— Не бойся, мальчик, не бойся,
взгляни, хорош ли мой танец!
Когда вернутся цыгане,
ты будешь спать и не встанешь.
— Луна, луна моя, скройся!
Мне конь почудился дальний.
— Не трогай, мальчик, не трогай
моей прохлады крахмальной!
Летит по дороге всадник
и бьёт в барабан округи.
На ледяной наковальне
сложены детские руки.
Прикрыв горделиво веки,
покачиваясь в тумане,
из-за олив выходят
бронза и сон — цыгане.
Где-то сова зарыдала —
Так безутешно и тонко!
За ручку в тёмное небо
луна уводит ребенка.
Вскрикнули в кузне цыгане,
эхо проплакало в чащах…
А ветры пели и пели
за упокой уходящих.
(Федерико Гарсиа Лорка. «Романс о луне, луне»
Перевод: Анатолий Гелескул)
Такую утончённую поэтику надо не только уметь понимать, слушать, интерпретировать, но и талантливо переводить на русский язык.
Мой прямой учитель Сергей Филиппович Гончаренко, гениальный переводчик, переложивший на русский язык более 120 испаноязычных поэтов, объяснял на многих примерах, как в новой литературной форме сохранить тайну оригинала. Не следует дословно пересказывать на русском языке изначальный текст – это называется «сделать подстрочник», а надо истолковывать образы, общий смысл, дух и стиль автора. Вот образец его перевода стихотворения Гарсия Лорки «Три рассказа про Ветер».
«Был красным ветер вдалеке,
в горах зарей зажжённый.
Потом струился по реке –
Зелёный.
Потом он был и синь, и жёлт,
и… наконец счастливый,
тугою радугой взошёл
над нивой».
Будучи художником всестороннего таланта, где соединялись интуиции поэта-лирика, драматурга, музыканта и графика, Гарсия Лорка стремился к синтезу, органичности и цельности мировоззрения, а в конечном счёте – созданию своего собственного стиля, своей самобытной эстетики.
По образному определению Федерико, сформулированному в знаменитом «Прологе», Поэзия, это «мёд небесный, — он брызжет из невидимых ульев, где трудятся души». Это «музыка слов», арфа, чьи струны – костры пламенного сердца. Она — невозможность, что внезапно стала возможной.
Поэт – это медиум, посредник между людьми и высшими богами, чьё творение он изображает при помощи вдохновенных строк. Он – «дерево с плодами печали, которое плачет над тем, что любит, а листья – увяли…». Быть Поэтом – это «самая печальная радость», по сравнению с которой даже смерть не в счёт.
Поэт стремится понять всё, что непонятно. Для него все тропы равно невозможны, и поэтому «ночью по ним он спокойно идет».
«Ночь, чугунная статуя здравого смысла,
Полнолуние зеркальцем держит карманным.»
(«Ода Сальвадору Дали»)
Наша жизнь – это бескрайний океан, через который мы мечтаем переплыть, надеясь, что кормчий даже без руля приведёт корабль к заветной цели.
Художественное творчество Лорка сравнивает с вечным караваном среди роз кровавых, где стихотворные строки книг подобны серебряным звёздам на небе. Там, в этой волшебной книге, уютно спряталась душа Поэта.
В другом очерке, более публицистическим по форме, Федерико размышляет о значении интуиции, «седьмого чувства». Именно благодаря ему в растревоженном Сердце творца мгновенной вспышкой рождается художественная метафора. Рационализму и учёной поэзии в духе барокко он противопоставляет вдохновение и чистый инстинкт. Равнодушие – вот чего не терпит ни под каким видом божественная лира. «Довольно учиться у Гонгоры. Сейчас – безотчетная страсть».
Классический пример такой искренней страсти, обрамлённой яркими, контрастными метафорами, знаменитое стихотворение «Гитара». Думаю, что многие знают его наиболее известный перевод Марины Цветаевой.
«Начитается плач гитары,
Разбивается чаша утра…
О, не жди от неё молчанья,
Не проси у неё молчанья…
и т.д.
В этой талантливой в целом трактовке меня как профессионального испаниста, любителя-гитариста и барда, исполнявшего в молодые годы песни в духе «канте хондо», не удовлетворяют слишком мягкие, плавные формы. Поэтому сначала я прочитаю с выражением испанский подлинник, а потом сразу свой вариант на русском языке.
LA GUITARRA
Empieza el llanto
de la guitarra.
Se rompen las kopas
de la madrugada.
Empieza el llanto
de la guitarra.
Es inútil callarla.
Es imposible
callarla.
Llora monótona
como llora el agua,
como llora el viente
sobre la nevada.
Es imposible callarla.
Llora por cosas
lejanas.
Arena del Sur caliente
Que pide camelias blancas.
Llora flecha sin blanco,
la tarde sin mañana,
y el primer pájaro muerto
sobre la rama.
¡Oh guitarra!
Corazón malherido
por cinco espadas.
ГИТАРА
О, не плачь, не рыдай, гитара!
Не терзай душу утром так рано.
Ритмы стонов бьются о рамы.
Вопиют открытые раны.
Не сдержать твои дерзкие струны,
Не заткнуть твоё горло кляпом.
Ты несешься навстречу бурей!
Бесконечным бьешь водопадом!
Раскалённый песок Сахары.
Жажда лилий, лишенных влаги.
Ты – стрела, летящая к цели
Бесконечной линией магий.
Твой герой – Амуром расстрелян.
И распят на аккордах страсти.
Пятиперстая Смерть схватила
Твоё Сердце, моя гитара!
Здесь надо иметь в виду, что поэтика Локи, как и испаноязычной поэзии в целом, строится не на привычной нам римфе, а на силлабическом ритме и гармонии гласных звуков, так называемом «ассонансе». Например, в данному случае нерифмованные слова llanto и guitarra под ударением звучат гармонично. В русском переводе я использую этот же стилистический приём, где сочетаются слова «гитара» и «рано», но не сами по себе, а в общем музыкально-ритмическом потоке.
Став знаменитым, певец Гранады и цыганского романсеро, открыл свою душу всему миру. Он путешествует в Северную и Южную Америку [посещает Нью-Йорк, Кубу, Аргентину]. В поездках встречается с творческими людьми, читает лекции, пишет новые стихи. Где-то художник слова видит близкое, родное утонченной душе, а что-то воспринимает, как чужое и даже враждебное.
Резким контрастом звучит его строки посвящения Кубе и стихи из цикла «Поэт в Нью-Йорке».
Cuando llegue la luna llena
Ire a Santiago de Cuba,
Ire a Santiago.
En un coche de aguas negras
Ire a Santiago
Cantaran los techos de palmera,
Ire a Santiago…etc.
Пусть Луна наполнится светом,
И укажет мне путь в Сантьяго.
Сантьяго де Куба.
Понесут меня черные волны
К берегам долгожданным Сантьяго.
Сантьяго де Куба.
А на утро увижу пальмы,
И под солнцем палящим – Сантьяго.
Сантьяго де Куба…
Эти бодрые строки, где даже Луна светит радостью, написаны на мотив афро-кубинского сона, народного танца. Они являются логическим продолжением увлечения фольклором Испании. По стилю они напоминают мне песню Виктора Хары “A Cuba”, где в припеве тоже звучит танцевальный ритм сона:
Si quieres conocer a Martí y a Fidel
A Cuba, a Cuba, a Cuba iré
Si quieres conocer los caminos del Che
A Cuba, a Cuba, a Cuba iré…
Совсем в ином настроении сочинено стихотворение Лорки под названием «Возвращение с прогулки по Нью-Йорку». Читаю сразу перевод С.Ф. Гончаренко.
Я в этом городе раздавлен небесами.
И здесь, на улицах с повадками змеи,
где ввысь растет кристаллом косный камень,
пусть отрастают волосы мои.
Немое дерево с культями чахлых веток,
ребенок, бледный белизной яйца,
лохмотья луж на башмаках, и этот
беззвучный вопль разбитого лица,
тоска, сжимающая душу обручами,
и мотылек в чернильнице моей…
И, сотню лиц сменивший за сто дней, —
я сам, раздавленный чужими небесами.
Эти образы перекликаются с откликом о Нью-Йорке русского поэта Сергея Есенина, родившего и умершего раньше своего испанского коллеги.
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Всё курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентельмен —
Все в единой графе считаются
Одинаково — business man.
Одному своему другу в личном письме Есенин пишет: «Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом отвратительнейшем Нью-Йорке. Было бы так плохо, что хоть повеситься».
***
Можно было бы дальше приводить интересные факты и яркие примеры из наследия Гарсия Лорки, тем более что он не был поэтом в узком значении этого слова. Его творчество не ограничивалось только написанием стихотворений. Перу одарённого литератора принадлежат также музыкальные сочинения, публицистические выступления, проза и пьесы. Трагедии Лорки «Мариана Пинеда», «Кровавая свадьба», «Йерма» – стали гордостью современного испанского драматургического искусства. Федерико с детства любил театр, и в 1931-1933 гг., в период подъема демократической республики, сам возглавил передвижной студенческий балаган «Ла Баррака», театр, обращенный к народу.
Всё творчество Лорки — это апология красоты, подвиг любви к Родине и народной традиции. Однако, в его поэтике повторяющимся образом, как марево, маячит Луна – символ Смерти, скачут апокалиптические всадники – её вестники. Поэтому в своём посвящении великому Поэту, написанном символическим языком, я ещё в студенческие годы описал весь его жизненный путь под знаком Луны:
Ночь. Дорога. Луна. Луна.
Всадник пришпорил коня.
Путь – далек. Ночь – коротка.
Луна. Луна. Луна.
Лесом, лесом. Мимо горы.
По склону: вверх и вниз.
Конь копытом взбивает лист,
Истлевший с прошлой зимы.
Что под ногами: болото? вода?
Ночью не разобрать…
Вот кто-то вскрикнул – похоже на плач.
Нет, это кычет сова.
Ветки все ближе. Хлещут коня.
Лес обступает тесней.
Скорей бы поляна! Скорей! Скорей!
Там с переправой река.
Что-то упало без шума…
Где? Не видно. Нет и следа.
Не остановиться. Нельзя, нельзя –
Вязнет весной земля.
Туча – нависла. Лениво, едва
Ножом блеснула луна…
Мост – за поляной. Арка – светла.
Луна. Луна. Луна.
Финал земной жизни Гарсия Лорки, действительно, был трагичным. По неизвестным причинам его расстреляли фашисты в Гранаде в 1936 году. Есть несколько стихов, где описывается эта трагическая картина казни в Гранде. En su Granada!
«Se le vio, caminando entre fusiles,
por una calle larga,
salir al campo frío,
aún con estrellas de la madrugada.
Mataron a Federico
cuando la luz asomaba.
El pelotón de verdugos
no osó mirarle la cara.
Todos cerraron los ojos;
rezaron: ¡ni Dios te salva!
Muerto cayó Federico,
sangre en la frente y plomo en las entrañas.
… Que fue en Granada el crimen
sabed?¡pobre Granada!? Еn su Granada.
(Antonio Machado. «El crimen fue en Granada!»)
В советское время, казнь Поэта воспринималась политически, поскольку СССР всеми силами поддерживал Республику, а Федерико был на стороне Народного фронта. Было опубликовано несколько плакатных стихотворений, на фоне которых выделяется своим лирическим посвящением «Люблю Лорку» Андрей Вознесенский:
«Люблю Лорку! Люблю его имя — лёгкое, летящее как лодка, как галёрка — гудящее, чуткое как лунная фольга радиолокатора, пахнущее горько и пронзительно, как кожура апельсина… Когда я вижу две начищенные до блеска луны — одну в реке, а другую на небе, мне хочется крикнуть, как лорковскому мальчугану: «Полночь, ударь в тарелки!»
После победы генерала Франко в гражданской войне 1936-1939 годов творчество поэта-авангардиста было запрещено, но несмотря на это вышло немало посвященных ему публикаций и нелегальных сборников. В 1957 году в Мадриде, наконец-то, официально вышло «Полное собрание сочинений Федерико Гарсия Лорки» общим объёмом 1828 страниц (то есть почти две тысячи!), напечатанное на рисовой бумаге в кожаном переплете. Так иногда издаётся Библия или сочинения великих классиков литературы.
Мне посчастливилось купить эту книгу в Букинисте в 1980 году по цене 50 рублей, что тогда составляло больше половины моей первой месячной зарплаты. И уже в молодости я смог познакомиться не только с избранными стихами поэта, его драматургией, но также с лучшей прозой, публицистикой, графикой и даже некоторыми музыкальными сочинениями. На меня сильное впечатление произвели рисунки Федерико, такие «Танец Смерти», «Ваза», «Городской пейзаж», «Поцелуй» и другие. Какое-то время я даже подражал Поэту в иллюстрациях к своим собственным стихам, написанным в стиле онтологического символизма.
Наиболее важные произведение Лорки был опубликованы в советском издательстве «Прогресс», как на испанском, так и на русском языках, тоже с иллюстрациями и фотографиями. Среди исследований моё внимание привлекло основательное предисловие академика Г.В. Степанова к сборнику «Prosa. Poesia. Teatro». Автор текста был участником Гражданской войны, а у нас в ВУЗе – преподавал Введение в языкознание.
Разумеется, многое у Лунного Лирика тогда мне было непонятно. В частности, неясен был скрытый смысл его эротических строк. Я не имел никакого представления о любовных отношениях поэта с мужчинами, поскольку в советских изданиях эта тема не освещалась. Да и на Западе она стала открыто обсуждаться только после публикации в 1984 году книги Лорки «Sonetos del amor oscuro». Вообще, меня как гетеросексуала всегда волновала женская душа и телесность, а в поэзии – интересовала её эстетическая сторона.
В 1992 году, когда я демонстрировал на Всемирной выставке в Севилье свой документальный фильм «Rusia y Espana se descubren una a otra», один из испанцев обратил моё внимание на то, что Лорка был русофилом. Он читал отдельные произведения Пушкина, Тургенева, Чехова, слушал музыку Чайковского и Прокофьева. Достойно похвалы его замечательное письмо к Мануэлю де Фалья о необходимости увековечить на его Родине память Михаила Глинки.
Как известно меломанам, в ходе длительного путешествия по Испании русский композитор написал на основе местного фольклора великолепные симфонические произведения: «Арагонскую хоту» и «Воспоминания о ночи в Мадриде». В связи с этим автор «Цыганского романсеро» пишет: «Дорогой дон Мануэль! Что же все-таки с доской Глинке? Как я был бы счастлив, если бы наконец такое прекрасное намерение осуществилось – это было бы справедливо. Что касается меня, то ради дела я готов н а в е с т и з о л о т о й м о с т. Ответьте мне, как Христос повелел, «да» или «нет».»
Когда я готовил к изданию собрание сочинений Хосе Антонио Примо де Ривера, оказалось, что Лорка был с ним не просто знаком, а поддерживал дружеские отношения, также как и с Онесимо Редондо Ортегой, другим лидером «Испанской Фаланги». Это значит, что нельзя красить Поэта в черно-белые тона. Он не принадлежал к какой-то одной политической партии и в чём-то был похож на нашего Максимилиана Волошина, который в годы гражданской война прятал у себя дома в Крыму и красных, и белых, молился за тех и за других, видя в каждом человеке – личность, а не только его идеологические убеждения.
Могу ли похвалиться, что теперь вполне знаю и пониманию Гарсию Лорку. Нет, не смею! Полной неожиданностью для меня стало открытие таких произведений поэта как религиозная трагедия «Христос», «Ода Святейшему Таинству», «Путешествие на Луну».
Тайны Лунной мистерии Лорки открывается постепенно, как театральный занавес после антракта между отдельными частями неизвестной пьесы. Порой эта трагедия становится похожа на детектив, где ищут труп главного героя, но никак не могут его найти.
А нужен ли, вообще, этот расстрелянный труп, если душа Поэта давно уже воскресла по его собственному пророчеству. Она обрела иное тело, и счастливо обитает не только на страницах книг, но также в фильмах, аудиозаписях, художественных альбомах.
Поэтому хочется завершить своё выступление не на трагической, а на светлой ноте воскрешения героя, огласить строки самого Поэта и моего русского перевода его стихотворения «Балкон»:
Si muero,
dejad el balcón abierto.
El niño come naranjas.
(Desde mi balcón lo veo).
El segador siega el trigo.
(Desde mi balcón lo siento).
¡Si muero,
dejad el balcón abierto!
***
Когда умру
оставьте балкон открытым.
Вот – мальчик ест апельсины.
Я вижу это с балкона.
Вот – пахарь засеял поле.
Я чувствую это с балкона.
Когда умру
оставьте балкон открытым.
Павел Тулаев,
Москва, 26 февраля – 26 марта 2025 года.
