УНДИНА И ЯНЬ СЯН-ЛУ. Документальная повесть.
Эту подлинную историю мне рассказала моя родная тётушка Ундина Евгеньевна, преподаватель музыки по классу аккордеона, когда я приехал проведать её из Москвы в Санкт-Петербург.
Однажды, рассматривая семейные фотографии, я увидел на снимках молодых китайцев с симпатичными, одухотворёнными лицами.
– Кто они, Дина? Как тебе удалось познакомиться с китайцами в Питере? – полюбопытствовал я.
– О, это было очень давно, в 1950-е годы, когда я была ещё студенткой.
– Музыкального училища?
– Нет, я тогда училась в Ленинградском электротехническом институте связи, чтобы получить высшее образование. Стать музыкантом была моя мечта с детства, ведь я училась играть на пианино, но после войны планы изменились. Надо было как-то устроиться в мирной жизни.
– А при чём тут китайцы?
– Разве ты не знаешь, что в последние годы сталинской эпохи началось активное сближение СССР и КНР? В Ленинград приехали на учёбу сотни китайских студентов. Немало их было и в нашем вузе. Хорошо помню, как на праздник трудящихся 1-мая мы дружно пели песню «Москва-Пекин»:
Русский с китайцем братья вовек.
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
Сталин и Мао слушают нас.
И далее припев:
«Москва — Пекин.
Идут, идут вперёд народы.
За светлый труд, за прочный мир
Под знаменем свободы».
– Дина, ты помнишь всю песню наизусть?
– Ну не всю, а вот начало с припевом прочно засело в памяти. Хотя давно это было….
– Очень интересно! Расскажи мне, пожалуйста, подробнее об этих старых фотографиях. Как звали твоих китайских друзей? Чем они занимались?
– Вот здесь рядом с девчонками нашей группы милая Синь Юэ. Мы звали её просто Соней. Она всегда была приветливой, улыбчивой, жизнерадостной. На снимке Синь Юэ рядом с подружкой Ли Тинг в своей комнате в общежитии. Ли – полная противоположность Соне, такая робкая, застенчивая и нежная. Видишь, они держатся за руки.
– Да, конечно. И над кроватью, за спиной у подружек виден гобелен с двумя молодыми ланями.
– Я помню этот гобелен! Золотые лани летят над зелёной весенней травой, а на горизонте – заснеженные горные вершины.
– Ты жила с китаянками с одной комнате?
– Нет, мы жили втроём с Тамарой и Галиной. Обе русские девушки, вторая – родом с Украины. Мы все тоже очень дружили. Всегда делились едой и женскими секретами…
Из альбома прямо на нас смотрели большие, светлые глаза Тамары. Они излучали тепло и внутренний покой. Дина о чём-то задумалась, и я стал рассматривать другой портрет с элегантной модницей в кокетливой шляпке. Под темным жакетом с большими плечами была крепдешиновая блузка с крупным бантом.
– Это что за актриса?
– Похожа на актрису? Это же я, Павлик! Не узнаёшь? Мне тогда было 25 лет. Нет, меньше, 24 года. Я тогда была на третьем курсе института.
–Без очков тебя сразу не узнать! А по глазам теперь узнаю. Взгляд – гордый и благородный, как у Евгении Алексеевны.
– От мамы, конечно, многое передалось… Видишь подушку с вышитыми розами на моей кровати в общежитии? Один из маминых шедевров. Девчонки завидовали, что у них нет такой. Ещё мама подарила мне белоснежный носовой платок с голубой монограммой в виде буквы «Д», первой в моём имени. Изящный вензель увит полевыми цветами. Этот платочек с маминой вышивкой сохранился, потому что я его не использовала, а просто хранила как реликвию.
Тётушка снова задумалась, и я не стал её тревожить, пока она сама не продолжила рассказ.
– Тебя интересовали китайцы? Вот, на соседней фотографии, рядом со мной и подружкой Тамарой, прямо посерединке, Янь Сян-Лу. Мы его звали Яном.
– Мне кажется, что Ян сидит ближе к тебе, Дина. И он тоже очкарик, как ты! Здесь я тебя сразу узнал.
– Правда! Ты внимательный наблюдатель, Павлик. А знаешь ли ты, что с этим Янь Сян-Лу связана трогательная история любви?
– Не знаю, но мне она очень любопытна.
– Тогда слушай!
И перед моими мысленными очами предстали целые сцены из юности Ундины Евгеньевны. Они сменяли друг друга, как сюжеты в кино. И я уже видел не только лица из прошлого, но отчётливо слышал их голоса, будто персонажи с фотографий беседовали со мной.
– Диночка! Диночка! Какая ты счастливая! Ведь Ян тебя любит от всей души, – ликовала Тамара. – Только ты сразу не поддавайся ему. Пусть немного пострадает, а потом всё само собой решится.
Тамара была на пару лет старше Ундины, и взяла на себя роль старшей сестры.
– Ты думаешь, у него, действительно, серьёзные намерения?
– Тебе лучше знать, Диночка! Ведь ты же с ним встречаешься уже не первый раз.
– Не первый. Мы с ним уже три раза гуляли по городу вместе. Первый раз ходили в «Дом книги» на Невском, чтобы купить что-нибудь в подарок Яну на день рожденья.
– И что же Вы купили?
– Я подарила ему иллюстрированное издание пушкинской поэмы «Руслан и Людмила». Он был очень рад, потому что неоднократно говорил о намерении выучить литературный русский язык.
– А ещё где гуляли? – вставила Галина, молча внимавшая беседе двух подружек со своей кровати поодаль.
–Ещё мы долго бродили вдоль берегов Невы, и я рассказывала Яну историю нашего института. Как в годы войны 70 % преподавателей и студентов ушли на фронт. Остальные принимали участие в строительстве оборонительных сооружений, работали на секретных предприятиях: изготавливали специальные приборы для военно-морского флота, для радиостанции. У нас даже были курсы радисток и военных телеграфистов. А во время блокады более 50 сотрудников ВУЗа умерли от голода и холода…
– Грустно, конечно. Да и не очень романтическая тема для любовного свидания…
– Очень грустно! Но ведь эта драматичная история закончилась Великой Победой. И после войны в нашем институте открыли сразу три факультета: радиосвязи, радиовещания и телефонно-телеграфной связи. Сколько было сделано научных исследований, настоящих открытий! В телекоммуникациях мы были впереди прогресса!
– Научные открытия? А третье твоё свидание с Яном тоже было посвящено героической истории Ленинграда? – иронически заметила Галина.
– Отчасти – да! Наше третье свидание состоялось 6 июня, в начале Белых ночей. Янь Сян-Лу к тому времени изучил подаренную мной книгу Пушкина и предложил мне отметить его день рождения вечером у памятника Медному всаднику. В качестве сюрприза Ян прочитал наизусть строки из одноименной поэмы:
«Здесь будет город заложён
Назло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе».
Завершив декламацию, Ян засмеялся и спросил: «Интересно, а Пушкин предполагал, что в Санкт-Петербурге на демонстрациях трудящихся будет развеваться революционный красный флаг Китайской народной республики?».
Я тоже захохотала от юмора, а когда мы угомонились, сменили тему беседы и пошли гулять в соседний парк. Погода была чудесная! Тёплый бриз слегка развевал волосы и летнее ситцевое платье. Дышалось легко и радостно!
Взяв меня за руку, Янь Сян-Лу задал неожиданный вопрос, почему родители назвали меня Ундиной.
– Ундина была знаменитой русалкой, прекрасной девой с рыбьим хвостом. Её сказочный образ воспел в одной из романтических поэм Василий Жуковский, выдающийся предшественник Пушкина.
– У Вас, русских, всё крутится вокруг поэтов. О них говорят писатели и журналисты, композиторы пишут музыку, режиссёры снимают фильмы…
– А у Вас как, у китайцев?
– Мы любим народную мудрость, традиционную культуру и революционные идеи наших вождей во главе с товарищем Мао Цзэдуном. Коммунистическая партия наметила новый курс «трёх красных знамён», чтобы совершить Большой скачок в экономике и быстрыми темпами построить социализм. Как у вас, в СССР!
– Как это здорово звучит, Ян! Мне хочется, чтобы ваш народ добился больших успехов и стал счастливым.
– Ты правда, этого хочешь?
– Конечно! От всей души.
– Тогда, знаешь, что, Дина? Выходи за меня замуж! Я тебя люблю.
Янь Сян-Лу нежно обнял меня и поцеловал прямо в губы. Я даже не успела ничего ответить ему.
– Какая ты счастливая, Диночка! – воскликнула Тамара, слушавшая рассказ подружки с замиранием сердца.
Я сразу почувствовала, что у вас с Яном настоящая любовь.
– И что теперь делать? Ведь Ян предлагает поехать с ним в Китай.
– В Китай? Вот это да!!! Такая древняя страна! Такие красивые традиции! Будешь носить красное шёлковое платье с золотыми цветами и пить чай из китайского термоса.
– Почему из термоса? Там я буду наливать чай в чашки из тонкого китайского фарфора.
Девчонки засмеялись от удачного решения и решили сами попить чайку, не откладывая до дальней поездки Ундины.
– Только мне надо посоветоваться с мамой и старшим братом. Что они думают по поводу моего возможного отъезда в Китай?
При первом удобном случае невеста рассказала всё, как есть, строгой матери. Евгения Алексеевна внимательно выслушала свою единственную дочь, и как ни странно, не стала её журить, не стала поучать: «Ты уже совсем взрослая, Дина. Давно пора замуж. И тебе самой решать, кого любить, куда езжать».
Беседа на ту же тему со старшим братом, офицером государственной безопасности, оказалась более напряженной.
– Ты сильно любишь Янь Сян-Лу? – спросил Владимир.
– Не знаю… Он мне нравится… Ян такой умный, добрый, внимательный.
– Понятно. А знаешь ли ты, что сейчас происходит в КНР?
– Социалистическая революция, как было у нас.
– Да, но какая она по форме? Временную политику, направленную на привлечение интеллигенции к демократическим реформам, сменила массовая политическая кампания под названием «Большой скачок». Началась ускоренная индустриализация, насильственная коллективизация крестьян, что уже привело к разорению частных хозяйств и голоду во многих деревнях. Умирают миллионы людей!
– Это правда?
– Правда! Недовольных арестовывают, сажают в тюрьмы, высылают в другие районы, но всех перевоспитать не удаётся. В Тибете дело дошло до вооруженного восстания.
– Но я ведь поеду не в Тибет, а в Пекин. Там сравнительно мирно. И мы как-нибудь обустроимся…
– Как-нибудь? Нет, уж лучше подожди, пока не завершатся горячие события. А там – видно будет. Заодно проверите свои чувства…
Владимир Евгеньевич хитро подмигнул глазом и дал понять, что беседе подошёл конец.
Этот откровенный и резкий разговор возымел воздействие на Ундину. Она немного остепенилась, стала более сдержанной в отношениях с Яном. Вежливо сказала ему, что лучше не принимать скоропалительное решение, а подождать немного, чтобы проверить серьезность намерений.
Возможно, старший брат не имел права вмешиваться в судьбу своей сестры. Но, как потом оказалось, он был прав. Дальнейшие события в Китае развивались по самому драматичному сценарию. Его пиком стала ультралевая «Культурная революции», которую проводили с трагическими последствиями воинственные хунвейбины.
Перевернув последнюю страницу с фотографиями, тётушка рассеянно добавила: «В другом альбоме лежат почтовые открытки от Янь Сян-Лу, которые он присылал мне потом из Китая».
– Открытки из Китая?! – воскликнул я от неожиданности.
– Ну да! Мама их положила вместе с видами советских городов и живописными пейзажами. Она коллекционировала эти карточки, наклеивала их в альбомы, а потом – любовалась.
На следующий день я нашёл желанную коллекцию, где рядом с видами Ленинграда, Москвы, Киева, Риги и Таллина, были вставлены китайские открытки. На одной из них была изображена древняя пагода с изогнутой крышей, на другой – административное здание в стиле «сталинского ампира», с красной звездой на высоком шпиле. Третья имела подпись, напечатанную по-русски: «Эта серия цветных картинок-карточек посвящена ландшафтам Гуйлиня и Яншо. В Китае есть всем известная поговорка, что эти пейзажи самые красивые на свете. Уходящие ввысь горы настолько величественны, а реки так спокойны и прозрачны, что вызывают желание жить среди них».
Некоторые из открыток содержали рукописные послания на русском языке от Янь Сян-Лу. Они были адресованы в Эстонию, куда Дину направили работать по распределению вуза и где она вскоре устроилась учиться в вечернюю музыкальную школу.
16/XII-60 Пекин. Научно-исследовательский институт связи.
Здравствуй, Дина! Как твои дела? Давно не получал от тебя писем. Наверное, ты сердишься на меня или совсем про меня забыла. Ну прежде всего поздравляю тебя и твою маму с наступающим 1961 годом. Желаю вам в новом году больших успехов в труде и счастья в жизни. Я работаю и живу по-прежнему. Родители переехали из деревни в Пекин, где мы вместе живём. Как идёт работа и музыкальная учёба у тебя? Пиши о себе. Жду твоего письма. Если удобно, пришли мне книжек новых песен. До свидания.
Сян-Лу.
3/II-61. Пекин. ЦНИИС.
Здравствуй, Дина!
Думаю, что ты моё письмо получила, а почему мне не пишешь? Я так жду ответа от тебя. Пиши мне поддобнее, ладно?
Как у вас дела и жизнь? Время бежит так быстро и незаметно. Уже более двух лет мы не видели друг друга, а я часто вспоминаю о днях в Ленинграде. Как будто это было только вчера. Ты с кем-нибудь из нашей группы переписываешься? Как живёт Тамара и другие товарищи? Я их тоже хорошо помню. Передавай привет Маме. Ну пока! Наилучшие пожелания.
Сян-Лу.
20/IV-61. Пекин
Здравствуй, Дина!
Прежде всего, разреши мне поздравить тебя с праздником 1-го мая и приветствовать замечательные успехи советского народа – запуск космического корабля.
Давно уже от тебя не получал вести. Пиши мне, пожалуйста. Желаю всем вам больших успехов.
Сян-Лу.
Самое короткое письмо из Пекина было последним. Были ли после него ещё какие-то сообщения? Мне это неизвестно. Судя по всему, со временем Ян перестал писать своей русской невесте. Как дальше сложилась его судьба, тоже остаётся лишь догадываться. В 1960-е годы разворачивались те самые трагические события, о которых предупреждал свою сестру старший брат.
На этой грустной ноте можно было бы завершить историю несостоявшейся любви, но она получила неожиданное продолжение.
Уже после смерти Ундины Евгеньевны я разбирал её личную библиотеку. Она свидетельствовала о духовной культуре владельца, потому что большинство книг, судя по их виду, были прочитанными. Среди томов дореволюционного собрания сочинений Достоевского, редких изданий по истории музыки, художественных произведений русских и зарубежных классиков, а также религиозной литературы, которой тётушка увлекалась в последние годы жизни, я обнаружил сборник средневековых китайских повестей «Рассказы у светильника». На потрёпанной обложке была изображена пятиярусная пагода, занесённая снегом. Сборник вышел в свет в конце советской эпохи, через тридцать после того, когда Дина общалась с живыми китайцами.
Рядом стояла книга в ярко красном переплёте, с большими иероглифами на корешке. Она оказалась нарядно изданным ежедневником. На обложке выделялся золотой барельеф с портретом Мао Цзэдуна. Первые страницы издания, отпечатанные красной краской, по-видимому, были посвящены революционному календарю, а рядом, на фоне сияющей звезды, соседствовало символическое изображение рабочего, крестьянина и солдата, держащих вместе государственный флаг КНР. Вслед за календарём, под тонкой рисовой бумагой, был помещён качественный фотопортрет Великого Кормчего. Далее следовали цитаты на китайском языке, видимо, самого Мао Цзэдуна.
Я открыл первую страницу дневника и прочитал короткую надпись по-русски: «Тине на память о студенческих годах в ЛЭИС от Янь Сян-Лу 24/VI-58». Далее, с новой страницы, начинались дневниковые записи самой Ундины с указанием соответствующих дат. Вот некоторые из них.
13/VIII-60
Я подумала о том, как было бы хорошо, если бы перед отъездом мы договорились вести дневник, то есть просто записывать мысли, которые невольно приходят в голову. Писать, не скрывая ничего. А потом, через некоторое время условного молчания мы дали бы друг другу прочесть записанное. Ведь разве я могла рассказывать о чём-нибудь интимном? Я только в мыслях могу вести такие волнительные беседы.
Настоящая дружба должна быть до конца искренна. И она становится таковой, если эта искренность взаимна. Иначе сердце молчит.
Мои разговоры с тобой в мечтах получаются такие интересные! Как будто всё происходит наяву. И мне так хорошо! Неужели этого никогда не будет на самом деле?
17/VIII-60
Часто вспоминаю твою улыбку. Такой нет ни у кого! Как я люблю её! Она будто освещена внутренним сиянием. Например, когда я разливала чай, как вино. Это была внутренняя, скрытая улыбка, с чистыми мыслями. И может быть, я так люблю её именно потому, что только она раскрывает потаённые мысли? Только в ней я могу читать их. И когда нет этой чистой улыбки, мне становится грустно.
11/IX-60
Недавно я сочинила стихотворение в духе «Песни Сольвейг» Эдварда Грига на слова Ибсена, которую я люблю исполнять.
Несутся годы вихрем и жизнь будто летит,
А сердце знает правду, хотя оно молчит.
Уносит ветер счастье. Теперь который год?
Где милый мой избранник? Где он теперь живёт?
И если спросят люди: «Зачем его ждала?»
«Я честь свою спасала, пока не умерла».
И скажет голос свыше: «Судьба к тебе столь зла!
Ведь ты его любила, пока не умерла».
Иногда мне становится жаль, что я не поэт. В стихах легче выразить душу. Что сильнее, стихи или проза? Наверное, стихи. Лучшие из них также гармоничны, как музыка».
9/XI-60
Сегодня, возвращаясь с работы, я увидела открытку, засунутую почтальоном в щель двери. В невольное волнение меня привели даже фамилия и имя на обратном адресе. А как я была рада твоим вестям! Зачем я заставляла себя молчать в течение года и более? Почему не смею допустить для себя хотя бы маленькой радости? Нет, радость не для меня. Я усыпила свою душу, и она теперь не может быть счастливой. И почему я сама предложила не писать первые три месяца? Ведь когда я говорила это в момент прощания, то невольно проскользнула мысль, что обманываю себя. Будто молчание легче, когда оно обусловлено.
20/XI -60
Я чувствую, что мне нужен сильный толчок, подобный пощечине, которая выводит из сонного состояния загипнотизированного человека, и он просыпается. Меня трудно понять, потому что я сама не могу понять себя. Раньше, два года назад, это было сонное состояние лунатика. На меня могла подействовать какая-нибудь одна твоя фраза. Например, «есть вещи более высокие» или «всё будет хорошо». И я была беспредельно рада. Мне ничего не нужно было, кроме надежды когда-нибудь ещё раз услышать эти твои слова, любимый Андрей.»
На упоминании в китайском дневнике совершенно неизвестного мне Андрея, я завершаю историю неразделённой любви Янь Сян-лу и Ундины.
Post Scriptum. Что было потом, это отдельная тема. Роман Ундины с Андреем не сложился, а позже она вышла замуж за другого, родила двух дочерей. Янь-Сян Лу через некоторое время тоже создал свою семью в Китае. Река разделилась на новые русла и утекла в неведомую даль.
Павел Тулаев,
Написано в Москве 28 июня 2023 года. Редакция 22 сентября 2023 года.
